ФРОНТОВАЯ ПРОГРАММА

Сергей Образцов
Театру дали маленький речной трамвай «Комсомолец». Чистый, красивый, похож на дачу. Дали вместе с капитаном и всей командой. Бессрочно. И все мы туда погрузились – актёры, музыканты, рабочие сцены…
Отчалили от набережной около Киевского вокзала и поплыли вниз по течению неизвестно куда. Юридически: в гастроли по городам Волги, Камы, вплоть до Уфы. Отчалили под вечер. Проплыли километров десять, может, чуть больше. «Граждане, воздушная тревога!» Пристали к берегу. Побежали по полю и залезли в какую-то не слишком глубокую канаву. Глупо и стыдно… Плывем дальше. Укладываемся спать. Где кто может. Я на палубе, за трубой. На небе звезды.
«По ступенькам памяти»

Евгений Сперанский
Уже на Оке мы стали нагонять баржи с эвакуированными детьми и заводским оборудованием. Переходили с борта на борт с легким спектаклем «Гусёнок». И Алёнушка, повязанная красным платочком, выходила из-за ширмы с хворостинкой. (Алёну играла Анастасия Воскобойникова). Выходила с песней:  «Ветер свищет, свищет звонко/ И шумит зеленый лес/ Я пасу, пасу гусёнка/ Чтоб в болото не залез!». А на ширме появлялся Гусёнок.
– Ну, здравствуйте, что ли?! – говорила Алёна детям.  Трудно разговаривать с детьми, уже познавшими горечь войны, с детьми, только что покинувшими дом, родителей. Но «Гусёнок» – спектакль-игра. Дети быстро втягиваются в эту игру, забывая о барже, о реке, матерях и отцах, – потому что Алёнка засыпала, оставив их сторожить Гусёнка. Нужно кричать, будить Алёнку, – вот что сейчас самое важное, – а вовсе не мамы и папы, не баржа, на которой они плывут,  и вовсе – не то, что полмира уже охвачено войной...  Лица детей светлели, они уже улыбались!... «В поисках «золотой нити»

 Евгений Сперанский
Это было 23 сентября 1941 года. Странно звучит слово «гастроли» в эти грозные дни!
Улицы Куйбышева кишели машинами с московскими номерными знаками. Столичные милиционеры в белых перчатках грациозно дирижировали уличным движением. Но это была лишь видимость, она не могла скрыть ощущения беды и тревоги, и от этого становилось на душе еще тяжелее. Трудно было с питанием и жильем в перенаселенном городе. Работники театра поселились в одном большом гостиничном номере, где актёры спали по двое на койках.

В. Ильницкий
Вот уже три дня, как мы находимся в одной из частей действующей армии… Нам приходится жить в палатках, землянках, частенько спали в копнах, на траве, в машине и под машиной, в хорошую и дождливую погоду. Умываемся в реках, ручьях, рукомойниках, лужах, росой. Едим в столовых, на земле, а иногда и где попало.  Мы сыграли два концерта: один – в двух километрах. От передовой и второй – в восьмистах метрах от немцев. Нам отчетливо видно то место, где закопались в землю наши враги. К этому месту мы пробирались не на машинах, а пешком, огибая пристрелянные немцами дороги открытые места… Здорово мешали нам фрицевские самолёты. Летали, а наши палили так, что нам приходилось не говорить, а кричать. Соничку <Мей>, бедную, совсем заглушили. Когда я лишу эти строки, идёт скетч.  Летает фриц, и строчат наши пулемёты и зенитки., Бедный Сима <Самодур> кричит, как укушенный, желая донести каждое свое слово до зрителя, который всей этой трескотни совсем не замечает. А вообще, весело. Здесь не уснёшь. Нас встречают и провожают с цветами, к нашему приезду готовят специальные сцены, говорят прекрасные речи, страшно довольны, что мы пробрались к ним на передовые. Очень много внимания уделяют аккордеону – от  Наташи Брандт не отрывают глаз… Один боец сказал, что он своим внукам будет рассказывать о нас…

Сергей Образцов
Танкисты сидели прямо на траве, на круглой поляне, среди елового леса. Наша ширма на другой стороне поляны. Сзади нас кусты малины и овраг. Сыграли оперетту Теплицкого. Очень танкисты смеялись на поющих немецких кошек. Потом Муссолини заказывал Гитлеру обед. Шашлык кавказский. Гитлер послал адъютанта, тот вернулся весь перебинтованный. Гитлер спрашивает: «Что это у тебя в руке?» – «Это от шашлыка палочка». – «А шашлык где?» – «А шашлык они себе оставили». Опять очень радовались наши зрители.
Потом было заседание в рейхсканцелярии. Гитлер – немецкая овчарка с усиками – делал доклад целой собачьей своре. Очень темпераментно лаял и рычал, а вся свора подобострастно повизгивала. И тут неожиданно в небе с страшным грохотом появился наш истребитель. Артист Самодур не растерялся. Собака-Гитлер подняла голову, проводила взглядом советский самолет и, когда тот скрылся за деревьями, почесала лапой в затылке.
Кто-то из солдат крикнул: «Что? Не нравится?» И тогда раздался такой хохот, которого я никогда в жизни не слыхал. «По ступенькам памяти»

Военком Полевого подвижного госпиталя 482, батальонный комиссар <подпись неразборчива>. Личный состав госпиталя и ранбольных с большим желанием просмотрели преподнесенное искусство и выразили мнение об исключительных способностях исполнителей. Особенно замечательно была исполнена сценка «Сон Гитлера» и жанровые песни. Личный состав госпиталя выражает надежду в том, что это будет не последнее посещение нашего госпиталя. Из письма. Архив Музея ГАЦТК